Когда я открываю с утра глаза, я не сразу понимаю, где я и зачем я здесь. Я открываю один глаз и вижу, что цвет постели, например, белый, что мне очень тепло, что здесь, как ни странно, все же пыльно. А потом я всего лишь оборачиваюсь, облокотившись локтем о край своей подушки.
Нет, я никак не реагирую, когда замечаю молодое и красивое лицо "по соседству". Во всяком случае, мое лицо выражает лишь легкую усталость и смирение с судьбой, потому что я помню все, что было сегодня ночью. Хотя он, возможно, и нет, но это не имело сейчас никакого значения - мне ничто не помешает встать с постели, пока он спит, медленно перевести взгляд на часы.
И даже когда я злюсь, дергаясь от негодования, я веду себя так тихо, насколько это возможно, оборачиваясь снова в сторону его лица. В то время, когда мне надо было уже быть на пути к месту съемок, я находилась в номере на постели неизвестного, решив, судя по всему, вспомнить бурную молодость и напрочь обо всем забыть.
Я делаю все быстро, так быстро, как это позволяет давящая тишина на уши, не считая звука сотен работающих моторов за окном. Я делала все, лишь бы он не проснулся, все, что не заставило бы нас смотреть друг другу в глаза и не ждать его реакции, которая оставила на этом дне неизгладимый мрачный отпечаток, что испортит мою работу и помешает выдать мои наигранные на камеру чувства.
Когда я открываю дверь, взлохмоченная и нисколько не волновавшаяся за свой нынешний вид на моей голове, я оборачиваюсь в его сторону в последний раз и мое лицо посещает спонтанная улыбка. Я оставляю в своей голове легкий оттенок мысли, что он, когда проснется, на меня не обидится за столь своевременный уход или, скорее всего, даже обо мне не вспомнит. Сейчас он лежал спиной по отношению ко мне и я могла видеть лишь выпершие лопатки, обратив внимание на его худобу.
Мы взрослые люди, так ведь? Нам ничего не будет от того, что кто-то с кем-то провел ночь совместно, забыл о том, что творится снаружи, воспринял все так, как оно на самом деле было, не заморачиваясь на этом и не ставя акценты или точки. Мы друг для друга ничего не значим. Мы друг друга не знаем. Совсем. Мы даже не заметили во время секса возможные родинки, которые так заметны на нашем теле. Мы не знаем друг о друге ничего, ничего друг к другу не чувствуем и, вероятно, через месяц друг друга даже не вспомним.
С этими мыслями я выхожу из номера, тихо прикрыв за собой деревянную дверь.
***
По моему, многие удивляются, когда замечают меня в таком виде в первый день, и все равно, что вокруг меня стоят уже трясущиеся от предстоящей работы гримеры, много гримеров, на такие разы сюда нанятые. Мне, как будто по привычке, уже выдают стаканчик с кофе, сажают перед зеркалом, заставив смотреть на свое уставшее лицо. Мне нравится, что никто из них не знает, откуда я пришла. Мне нравится, что никто из них не знает, где я пробыла всю ночь. Мне нравится, что никто из них не знает причину такого внешнего состояния.
Да, мне это очень нравится. До тех пор, пока меня не оповещают, что приготовления закончены, мой опаздавший партнер, играющий моего нарциссичного, нестабильного, выросшего без должного родительского контроля сынка, наконец, приехал, а режиссер, явно не в самом лучшем расположении духа, уже подгонял всех занять свои места.
Итак, я подхожу к входу в комнату, в которой,по всей своей сути, должен лежать некий Билл Скарсгард. Я сажусь на край кровати, чисто из пояснений в сценарии вынужденная повернуть свою голову в сторону его лица.
Знаете, моего словарного запаса не хватит, что бы описать мое удивление и усилия, с которым я постаралась не выдать это всепоглощающее меня чувство. Как бы отреагировал человек, когда замечает, что его сексуальный партнер, являющийся таким всего на одну ночь, становится твоим напарником на весь сериал и ты, что самое главное, тихо улизнул, лишь бы избежать его бодрствующего лица сразу после своего пробуждения.
Ну, черт.
Я мысленно скрещиваю пальцы, надеясь на тот самый малообещающий вариант того, что тогда он был слишком пьян. Или то, что он не обратил внимание на мою внешность, когда мы с ним это делали.
Нет, мне не было стыдно и я полностью отвечала за свои поступки. Но конфуз, который неожиданно застал меня за секунду до крика "мотор!", не оставлял ничего, кроме как надеяться на маловероятные события и манипуляции с его стороны.
Билл, так вот, как тебя зовут, красивый швед.
- Как не печально лишать мсье его привычных 14и часов сна, - я отвожу взгляд на секунду в сторону окна, на секунду позволив себе слабость - лишить свое лицо наигранной маски, а потом поворачиваюсь к нему снова. -но у вас встреча.
Идеально выученный сценарий, застрявший в голове образ своего внешнего вида и поведения, я отыгрываю свою роль, обвиняя своего сынка в том, что он носит рваные тряпки, сажусь на барный стул и выдаю фразу, взяв губами фильтр сигареты.
- Ты позволишь?
И это тоже по сценарию, но мой голос вышел слегка едким, намекающим, благо, что это никого не волновало. Когда он откидывает подушку со своего лица и смотрит на меня я еле заметно вскидываю брови, затянувшись и отвожу от него взгляд.
Это игра. И строчки, которые идут после этого предложения, идут параллельно с моими мыслями. И говорить их получается у меня по настоящему натурально, потому что мне не надо надевать навязанную маску.
- Роуман, ты уже взрослый. - я выпускаю дым. - Более не менее.
Сигареты, которые мне дали, слишком горькие, хотя я и курю уже на протяжении двадцати лет. Слишком тяжелые, слишком сильно отвлекают меня от происходящего действа и я отвлекаюсь на этот противный привкус, затягиваясь в который раз.